Время неумолимо - всё чаще уходят от нас ветераны Великой Отечественной. Вот и сейчас очередные скорбные сороковины: 1-го сентября на 86-м году жизни скоропостижно скончался один из фронтовиков - бывший танкист, командир легендарной "тридцатьчетвёрки" Дудкин Игорь Иванович, а после войны - многолетний преподаватель философии во Владимирском пединституте имени П.И. Лебедева-Полянского, ныне преобразованном в Гуманитарный университет. Любимый преподаватель многих поколений благодарных студентов!

…Словно солдат в атаке

Я написал "скоропостижно", хотя последние годы Игорь Иванович тяжело болел, даже на улицу почти перестал выходить, но о смерти ни он, ни все мы, с кем он продолжал общаться, даже не думали. Несмотря на последствия тяжёлого фронтового ранения и неизбежные возрастные хвори, этот мужественный человек оставался не просто по-настоящему активным и деятельным гражданином, но - подлинным борцом. Не было, пожалуй, ни одного заметного общественно-политического события, на которое он не откликнулся бы телефонным звонком другу или, наоборот, идейному противнику, острой заметкой в газете, а то и… стихотворением от души.
- Слышал, - с тяжёлым придыханием говорил он, к примеру, в трубку, - как вчера по телевизору известный "демократ" о свободах разглагольствовал? Вот какой ответ я ему сочинил:

Декламировал он строфы очередного стихотворения и вечером 31 августа, накануне своей кончины:
- Я его ещё, правда, не доработал - закончу ко Дню танкиста. Тогда и всё целиком прочитаю. Девчата обещали ко мне придти. А ты как?
- Куда же я от девчат!
"Девчата" - почтенные бабушки: выпускницы "пед.института", некоторые даже раньше меня. Так сложилось, что Галя Смирнова, Лида Выставкина, Валя Наумова, Лида Некрасова и я посещали Игоря Ивановича - коллективно. С домашними соленьями-вареньями, а главное - с неподдельным вниманием и заботой. Хотя другие добром вспоминавшие любимого воспитателя, например, Неля Бедова, ходили к нему, наверное, ещё чаще: помогали чем только могли. Кстати, надеюсь, "девчата" не обидятся на меня, четырежды деда, что столь фамильярно их называю. Да ведь в присутствии своего институтского педагога, вспоминая студенческие годы, мы и не могли обращаться друг к другу - иначе…
Здесь же хочу подчеркнуть, что внимание к любимому педагогу оказывалось отнюдь не от жалости к постаревшему человеку и не только в последние годы, а органично и бескорыстно - всегда. Хотя это старались не демонстрировать - он был человеком обострённого чувства собственного достоинства и не любил быть кому-то обязан. Так, долгое время у него не было квартирного телефона, и ему даже в голову не всплеснуло обратиться за помощью к тому же бывшему своему студенту Володе Бедову, который работал первым секретарём Владимирского горкома КПСС. Владимир Николаевич узнал об этом случайно, когда предложил Игорю Ивановичу уточнить время какого-то мероприятия вечером по телефону. "Так у меня же нет телефона", - ответил тот. "Как, у вас - и нет? И вы молчите?" На следующий же день телефон был установлен.
Или ещё. Уже став офицером, я, приезжая в отпуск, привозил Игорю Ивановичу какие-нибудь безделушки в качестве сувениров и, разумеется, "по-мужски" угощал. Первое, что он обязательно делал, это старался "отдарить", а при расчёте за застолье - "внести свою лепту". "Хоть ты и папаху носишь, но я ж не просто твой учитель, а преподаватель вуза!"
… Так вот, в разговоре по телефону в тот вечер Игорь Иванович помечтал День танкиста отметить - "как репетицию 60-летия Победы":
- В последнее время фронтовые годы что-то особенно часто вспоминаться стали.
- Так ведь и в День Советской Армии ещё "порепетируем"!
- Дай-то бог…
Видимо, какие-то предчувствия, как у солдата перед последней атакой, у него всё-таки - были… Когда на следующее утро я попытался поздравить его, как делал это всегда, с началом учебного года, дозвониться не смог. А к вечеру Неля Бедова огорошила:
- Игорь Иванович умер!..
Хотя (вот уж, действительно, точнее не скажешь!) дело его - живёт: аж через две недели после его кончины, 15-го сентября, в "Молве" появились воспоминания Игоря Ивановича о довоенном Владимире - "В Липках стоял макет ледокола "Челюскин"". Символа той славной эпохи, о которой неутомимый патриот не уставал напоминать нынешним молодым согражданам. Наверняка в редакционных портфелях есть ещё и другие подобные материалы. А сборник пусть и не всегда совершенных по форме, но безупречных по мысли и чувству стихов И. Дудкина "Разное о разном" будет дарить читателям чеканные афоризмы типа: "Жуков - Суворов двадцатого века, символ советского человека", "Не для войны рождаются солдаты, а чтобы не было войны", "Дуракам живётся легче - с дураками тяжелей", "Осторожность и риск - всегда антиподы. Чтобы их совместить, нужны опыт и годы"…

Опалённый военной юностью

Да, дожить до 65-летия Великой Победы Игорь Иванович страстно мечтал. Ведь война, которой он вынужден был отдать свою юность, здоровье, кровь, держала его в своих суровых объятьях - всю жизнь. Уверен, все, кому довелось слушать его лекции, хорошо помнят, как органично увязывал он философские постулаты с эпизодами из своего фронтового прошлого. Даже известное положение "всё в мире относительно и зависит от места, времени, обстоятельств" он иллюстрировал не шаблонным "если нож в руках бандита, это плохо, если в моих - хорошо", а солдатским:
- Вот выскочил на меня в только что занятой нами траншее немецкий офицер с "парабеллумом" наготове - беда! Но я его из своего ТТ бац, бац - отлично!..
Хотя не могу припомнить, чтобы он когда-нибудь живописал свои ратные подвиги, за которые не зря же получал боевые награды, в том числе ордена Красной Звезды и Великой Отечественной войны. Более того, даже самый памятный последний, то есть роковой, бой вспоминал как бы с некоторой извинительной ноткой:
- Освобождали мы очередной населённый пункт, ворвались на центральную улицу. А я немецкий "тигр", вывернувшийся из-за горящего здания, заметил только тогда, когда он уже в нашу сторону орудие нацелил. И ударил он первым - хорошо лишь болванкой. Поэтому наш танк не загорелся и боекомплект в нём не рванул. Поэтому и я жив остался: вытащили меня друзья из покорёженной машины без сознания…
Свои чувства и переживания об этом он выразил в подкупающих своей искренностью стихах:

В этой связи не могу не сравнить естественную скромность по-настоящему хватившего военного лиха фронтовика с цветистыми словоизлияниями тех, кто по какой-либо причине был счастливо удалён от передовой, благодаря чему не только выжил, но и ранения избежал. Так, помню, несколько лет назад в канун Дня Победы я, беседуя с одним из ветеранов, удивился тому, каким красивым почерком были сделаны записи в его блокноте военных лет, который он мне показывал.
- Благодаря этому почерку, - с гордостью сказал он, - я и в штабные писаря попал.
Но тут же спохватившись, добавил:
- Хотя в боях мне тоже пришлось поучаствовать. Вот однажды на наш штаб вышла группа отступавших немцев, с танком. Начштаба скомандовал: "Занять круговую оборону!" Мы не только отбились, но и танк подожгли, больше десятка фрицев в плен взяли…
Перед следующим Днём Победы в воспоминаниях фигурировали уже два танка, затем постепенно дошло до десятка… Хотя я уже перестал писать о герое-писаре, так как не без основания заподозрил: подбивал он мифические танки не иначе как - чернильницами…
Доводилось мне несколько раз писать для газеты и об Игоре Ивановиче. Некоторые вырезки публикаций сохранились, но пересказывать их здесь просто не считаю нужным, потому что военная судьба владимирского паренька, призванного сразу же после ускоренного окончания школы № 1 (что возле Золотых ворот) - совершенно типична для людей его поколения. Ускоренная же подготовка в танковом училище, чуть ли не прямо с платформы железнодорожного эшелона - в бой, лобовые прорывы вражеской обороны, стремительные рейды по фашистским тылам, переправы через водные преграды под шквальным огнём противника… Ну, перескажу я в сотый-тысячный раз: противник занимал… Приказ был… Все горели ненавистью к захватчикам… Что даст этот метод "испорченного телефона"?
А вот как изобразил один из таких напряжённых моментов в своём стихотворении фронтовик:

Мне представляется, что, вспоминая о войне, Игорь Иванович всегда словно бы держал в уме: а что он этим хочет сказать? Так, к примеру, когда в "демократической" прессе началась очередная кампания очернительства нашего командного состава, в том числе и Г.К. Жукова, он опровергал лживые домыслы, основываясь на своём жизненном опыте:
- Только негодяи могут утверждать, будто Жуков не жалел людей - заваливал, дескать, немцев нашими трупами. Поэтому якобы солдаты считали: появился он на их участке фронта - значит, недолго им осталось жить: пошлют в мясорубку. Так только трусы, которые лишь о своей шкуре дрожали, могли рассуждать, а большинство же из нас иначе думали: как оккупантов изгнать, отомстить фашистам за их злодеяния. И знали: где Жуков - там победа! Восторженно его встречали. Я дважды его видел, причём один раз - под бомбёжкой. И ничего-то он не боялся!..
Или, когда мы, студенты, раскисли было под дождём со снегом "на картошке" в Судогодском районе, он, словно не замечая нашего унылого вида, стал деланно восхищаться:
- Ну, молодцы! Совсем как однажды мы на фронте. Сосредоточились перед атакой, погода вот точно такая же, а костры развести нельзя - демаскируешь себя. Но, как и вы, выдержали! А если вам сейчас да за дровишками сходить - лес же вот он, рядом…
Устыдились, разожгли роскошный костёр, напекли картошки. И поработали по-ударному, несмотря на погоду…

Любимец нашего курса

… После ранения Игорь Иванович долго лечился аж в нескольких госпиталях, однако так и не смог вернуться в строй: был комиссован по состоянью здоровья. Но поблажки себе не давал: несмотря на то, что ходил с трудом, сильно хромая, да и от слабости "ветром качало", поступил на учёбу в московский вуз, затем в аспирантуру, успешно овладел "вершинами наук" и в 1953 году был направлен преподавателем философии во Владимирский пединститут. Так уж совпало, что я поступил туда учиться как раз в это же время. И поэтому фактически научно-педагогическое становление молодого философа-фронтовика проходило у меня на глазах. Тем более что к нашему курсу, смею утверждать, у него было - особое отношение. Как, несомненно, и у нас, студентов, - к нему. Не слишком-то разделённые возрастом, мы инстинктивно тянулись к тем не менее не просто умудрённому, а сурово обожжённому жизнью человеку, тем более что он искренне стремился передать нам свои знанья и опыт.
В подтверждение - два момента. Когда по завершении учёбы почти весь наш курс распределили в Дагестан, Игорь Иванович не жалел себя, чтобы помочь нам подготовиться не только к дальней дороге, но и к новому жизненному этапу. Буквально по мелочам советовал что из "рабочего инструментария" обязательно взять, а какие навязанные мамами-бабушками "финтифлюшки" из чемоданов выбросить: "лишь мешаться будут". Только он из всех преподавателей, причём по личной инициативе и, конечно же, за свои деньги сопроводил наш курс на поезде до Москвы. И второе: именно бывших студентов нашего курса больше всего пришло проститься с ним на гражданскую панихиду…
… В институте он пропадал буквально с утра до вечера: если не читал лекции или не проводил семинары, то сидел вместе с нами в читальном зале библиотеки - наверное, тоже, как мы, продолжал "грызть гранит науки".
- Ведь на фронте и в госпиталях не до книг было!..
К нему не просто обращались за советом или консультацией - он сам подходил к студентам, заметив, что кто-то чем-нибудь озабочен. Охотно вступал в разговоры и даже споры, причём не только по учебным вопросам, но и "за жизнь". Бывал на большинстве мероприятий, которые в то время проводились чуть ли не ежедневно: диспуты, встречи с писателями или артистами, вечера художественной самодеятельности. Поэтому мы его просто своим считали! Как теперь понимаю, порой - даже слишком.
Так, помню, на заседаниях философского кружка, который он вёл, мы "на равных" спорили с ним до того, что даже техничка-сторожиха не выдерживала, стучала в дверь аудитории:
- Знаете, сколько сейчас уже времени? Может, вместо того, чтобы криком кричать, догадаетесь своего преподавателя до дому проводить?
Шли провожать, но, случалось, и на ночной владимирской улице "научный диспут" продолжали.
Кроме кружка, Игорь Иванович руководил ещё работой СНО - студенческого научного общества, председателем которого он даже какое-то время был. Не могу удержаться, чтобы не похвастаться: эту "должность" довелось перенять у него - мне. С научными рефератами мы выступали не только перед своими студентами - даже в Ивановский институт ездили, где, кстати, заслужили не просто признание - удивление:
- Видимо, очень серьёзный человек вами руководит!
И хотя, кроме Игоря Ивановича, с интересующимися науками студентами занимались другие, даже более опытные, чем он, преподаватели, заслуга в наших успехах во многом принадлежала именно ему.
А преподавательский состав в пединституте в то время был - столичные вузы могли позавидовать. Тем более что многие приехали в провинциальный Владимир действительно из Москвы. Чтобы не обойти кого-то (ведь всех даже перечислить невозможно!), назову только наиболее "колоритных". Это, прежде всего, учёный высочайшего класса А.М. Иорданский - его именем сейчас даже аудитория русского языка в старом здании педа, что возле Золотых ворот, названа. А незабвенная Л.Е. Морякина - блестящий знаток языка, от старославянского до современного русского! Кстати сказать, учившая в своё время всемирно известного диктора Ю.Б. Левитана. А знаменитая своей строгостью и трепетным отношением к лингвистике О.С. Нестеренко. Не забуду, как умело умерила она наше не по уму возросшее к выпускному курсу самомнение, прочитав 80-часовой (!) факультатив "К вопросу (!) о модальности русского глагола"…
Но, может быть, именно на фоне таких корифеев научного Олимпа молодой педагог и был для студентов по-житейски близким и "не стандартно" своеобразным. Так, если А.М. Иорданский ответ на коллоквиуме элементарно не подготовившегося студента начинал долго и не без занудливости анализировать с точки зрения глубин науки и высот предстоящего поприща школьного учителя, а И. П. Попов, читавший русскую классическую литературу, эмоционально отчитывал лодыря в духе крыловского повара "не стыдно ль стен тебе, не только что людей", Игорь Иванович на аналогичное пустословие однажды среагировал таким высказанном на полном серьёзе "комментарием":
- Ежели оно того, то оно - конешно, а коли поразмыслить да подумать, то понимай как хочешь, пошто оно и звук!
Мы все покатились со смеху! Зато если кто-то потом начинал нести многословную околесицу, тут же следовала "реплика из зала": "Ежели оно того…" Приём оказался настолько действенным, что многие из бывших студентов его до сих пор используют…
Ещё пример. Н. Хрущёв "разоблачил" на XX съезде КПСС культ Сталина - и большинство наших преподавателей тут же с профессиональной чёткостью внесли "коррективы" в свои лекции. Как будто очередное указание "сверху" выполнили! А Игорь же Иванович, помню, встал за кафедру самой большой тогда 14-й аудитории, где он должен был лекцию для всего курса читать, и молчит: минуту, вторую, третью. В зале - гнетущая тишина. Потом с трудом выдавил из себя:
- Извините. Пока ничего не могу говорить - всё пережить надо. Ведь мы же с именем Сталина в атаку, на смерть ходили!..
И возобновил свои лекции только через неделю.
Уверен, что очень многие воспитанники Игоря Ивановича именно в свете той давней коллизии смотрят на нынешние бездуховно угоднические "политпируэты" одних "деятелей" и тяжкие нравственные переживания происходящего по-настоящему честных людей - патриотов, граждан…

Признание - по заслугам

Кроме своей основной работы в пединституте-университете, Игорь Иванович был активнейшим участником общества "Знание" - систематически читал лекции в самых различных аудиториях: перед рабочими, учителями, сельскими тружениками, военными… И везде пользовался неизменным успехом. Свидетельством тому - хранившиеся у него в домашнем архиве письма из самых различных коллективов с восторженными откликами, кипы Почётных грамот, бесчисленные благодарности в личном деле, даже награды.
Но случались и самые неожиданные знаки внимания, начиная от "презента" благодарной колхозницы: берестяного лукошка с куриными яйцами ("ты их, милок, сырыми попей, а то вон как голос-то в клубе нетопленном посадил") и кончая "свидетельством из далёкого прошлого".
- Как-то, - рассказывал Игорь Иванович, - читал я лекцию в преддверии Великого Октября для жителей одного Владимирского микрорайона. По окончании поднимает руку благообразный седой старичок. "Молодой человек! Вот вы нам о революциях да о Гражданской войне рассказывали. А не знаете ли вы, что это за политик тогда был - Шульгин по фамилии?" - "Как же, отлично знаю! Василий Витальевич Шульгин - депутат царской Думы, вместе с Гучковым принимал отречение Николая Второго от престола, был одним из идеологов белого движения: искренне заблуждался, потому что любил Россию - по-своему…" - "Достаточно, достаточно. И большое вам спасибо!" - "За что же? Это моя работа". - "Не за что, а - за кого. Вернее даже - от кого. Это ведь я Шульгин Василий Витальевич! А говорите вы всё столь же хорошо и искренне, как я когда-то - заблуждался…"

Боец до последнего вздоха

Буквально до последнего своего вздоха Игорь Иванович оставался не только неколебимо верен своим взглядам и убеждениям, но и был стойким бойцом - уже идеологического фронта. К перевёртышам-приспособленцам относился так же, как в войну - к трусам-предателям. Их жалкий лепет в своё оправдание опровергал с презрением и философскою обстоятельностью:
- Вы говорите, что переосмыслили свои взгляды? И как же именно? Прежде считали, что эксплуатация человека человеком - недопустима, а теперь "вдруг поняли", что это ж прекрасно, когда меньшинство паразитирует на большинстве? И "просветление" насчёт ошибочного взгляда на первичность материи и вторичности сознания - тоже на вас нашло?..
Его идеологические противники мстили ему с ненавистью настоящих врагов: из-за их подлых выпадов неприятных минут Игорю Ивановичу пришлось пережить - ой-ой сколько! Хотя относился он к этим выпадам - с философской же мудростью:
- Стреляют только в того, кто не сдаётся. Защитников Брестской крепости вон сколько бомбили, хотя тех, кто сдался и пошёл оккупантам служить, шнапсом потчевали.
Однако те, кто его хорошо знал, видели, как тяжело он переживал изощрённую клевету. Так, однажды не кто-нибудь, а один из его бывших студентов опубликовал в местной газете гнусные измышлизмы про якобы приведённые Игорем Ивановичем во время лекции (!) примеры зверств "сотрудников органов". Дескать, форсировал он вместе с другими танкистами вплавь некую реку, а энкаведисты из пистолетов расстреливали тех, кто боялся лезть в воду, потому что не умел плавать.
- Да врёт же он! - возмущался фронтовик. - Не мог я такой глупистики сказать хотя бы потому, что мы вплавь никогда ничего не форсировали - только на технике или вместе с нею: вброд, на понтонах, по наведённым сапёрами мостам. Да и ещё. Что такое расстрелять перед боем хотя бы одного танкиста? Это значит целый экипаж сделать небоеспособным!..
Помню, я утешал его:
- Да не волнуйтесь вы! Здесь и другие "зверства" представлены в том же духе. Смотрите: несчастного старика, потерявшего ещё на "германской" ногу по самый пах, освободившие село красноармейцы за сотрудничество с немецкими оккупантами решили казнить по примеру древних славян. Те как это делали? Нагибали две молодые берёзки, привязывали ноги предателя к вершинам и отпускали деревья. Так и автор опуса "разорвал" одноногого калеку!..
До выражения ненависти к верному фронтовику-патриоту его противники доходили и до общероссийского уровня. Так, в "Новой газете" некая московская дама, дабы придать учившемуся тогда во Владимирском пединституте Веничке Ерофееву ореол политического мученика, сочинила трогательную историйку, будто выгнали его не за пьянство, дебоши и пропуски занятий, а потому что некий "преподаватель марксизма" (по всем описаниям - Дудкин) написал на него донос, в результате чего началась изощрённая травля "гения" - с провокациями и подставами, что в конце концов и привело к "незаслуженному" исключению автора алкогольного шедевра "Москва - Петушки". Для убедительности дама подчеркнула, что она сама видела в университетском архиве этот "гнусный донос".
С разрешения ректора я внимательно изучил архивные материалы и изумился беспринципности московской р-разоблачительницы. Оказалось, что с Веничкой и вправду возились довольно долго, помогая ему и материально, и с общежитием, и многократными беседами, но это не приносило никакого результата. И тогда декан литфака Р.Л. Засьма по согласованию с ректором подготовила проект приказа об отчислении студента Ерофеева из института. А так как Раисе Лазаревне это решение далось нелегко, она, видимо, чтобы облегчить свою душу и ещё раз проверить, не ошибается ли, вечером, накануне дня, когда ректор должен был подписать уже напечатанный проект приказа, попросила Игоря Ивановича: "Выскажите, пожалуйста, своё мнение об этом студенте". Что и было сделано - кстати, в весьма сдержанных выражениях.
Обо всём этом я написал и опубликовал во "Владимирских ведомостях" большой материал - даже с фотокопиями документов, послал вырезку публикации заказным письмом с уведомлением о вручении в редакцию "Новой газеты". Вы думаете, ответили?..
У идеологических противников патриота-борца не было ни аргументов для возражения, ни смелости вести честную дискуссию. Но именно это и придавало каждому написанному или произнесённому Игорем Ивановичем слову особую силу и значимость.
… Гражданскую панихиду на похоронах Игоря Ивановича открыла взволнованным, проникновенным словом проректор Гуманитарного института Н.В. Юдина, затем выступили коллеги по кафедре философии, ветераны, другие хорошо знавшие покойного с институтских времён и по день кончины люди самых разных поколений. Такие же добрые слова звучали и на скорбном поминальном обеде. Хотя всё сказанное (причём в гораздо большем объёме, чем я мог здесь написать), в общем-то, сводилось к очень короткому и предельно простому: к выражению благодарной памяти о мужественном борце и талантливом созидателе, человеке добрейшей души и несгибаемой воли, о ярком примере для тех, кому предстоит возрождать всё то, что так самоотверженно защищал и чему столь беззаветно служил этот ветеран-фронтовик, педагог, патриот и просто любимый очень многими человек.
… А в 65-летие Великой Победы он всё равно - пусть незримо, но обязательно, по заслугам, достойно - будет в наших общенародных рядах!

Адольф БУРЕЕВ,
студент филологического факультета ВГПИ 1953-58 гг.,
полковник в отставке

Наверх